«…я считаю своим долгом сказать, что у нас немного неверно понимают, когда говорят о сохранении основных принципов Константина Сергеевича, то есть его кредо, его творческого метода. У нас так это понимают, что механически можно что-то сдвинуть, нарушить догму. Это неверно…
Есть ли это умение понимать значение «системы» Станиславского? Я считаю, что нет. Вот ухитритесь сохранить дух его учения, зерно его учения, то, что вложено в глубину этого учения. Тогда позволяйте себе , сохраняя эту глубину, это зерно, вместо четырех поставить шесть колонн. И вы тогда не будете педантами и не будете держать на точке замерзания столь крупное явление, как Константин Сергеевич.
Мне казалось, когда я работал над «Риголетто», что, несмотря на то, что я изменял очень много мизансцен, данных Константином Сергеевичем, я дух, вложенный в это произведение, сохранил. Я не встречал никаких возражений со стороны тех артистов, с которыми работал… Тем самым я понимал, что они чувствуют себя в удобном седле. Я чувствовал, что они не противоборствуют, а идут легко на все эти исправления и корректуры. Потому что они понимали, что основное зерно остается тем же.
Некоторые навязывают мне сцены, мне не принадлежащие в этой работе, и я говорю: виноват, я в этой сцене ничего не делал, она осталась в неприкосновенности. Мне, конечно, приятно, что мне приписывают работу, мною не сделанную. Но я тут руки не прикладывал. Вот до какой степени тут происходит слияние».
На фото — К.С. Станиславский и Вс. Мейерхольд